Бессрочный сыск крестьян был узаконен. Сыск беглых крестьян и холопов

Об «урочных летах», которым впервые устанавливался пятилетний срок сыска и возвращения владельцам беглых крестьян. Согласно Указу крестьяне, бежавшие от своих хозяев «до нынешнего... году за пять лет» подлежали сыску, суду и возвращению назад. На бежавших шесть лет назад и ранее Указ не распространялся.

Процесс закрепощения крестьян в России был достаточно длительным и прошёл несколько этапов. Судебник 1497 г. ограничил срок для «выхода» крестьян и перехода к другому землевладельцу двумя неделями в году - неделя до Юрьева дня (26 ноября) и неделя после. Фиксация законом определённого краткого срока перехода свидетельствовала, с одной стороны, о стремлении феодалов и государства ограничить права крестьян, а с другой, о неспособности пока закрепить крестьян за личностью определённого феодала. Эта норма содержалась и в новом Судебнике 1550 г. Однако в 1581 г., в условиях крайнего разорения страны и бегства населения, Иван IV ввёл «заповедные лета», запрещающие крестьянский выход на территориях, наиболее пострадавших от бедствий. Эта мера являлась на тот момент временной.

В 1592-1593 гг. в общегосударственном масштабе «заповедные лета» были вновь введены Указом царя Фёдора Иоанновича, который запрещал крестьянский выход и объявлял писцовые книги юридическим основанием закрепощения крестьян. Содержавшиеся в этих книгах сведения определяли принадлежность крестьян землевладельцу. Таким образом, проводилась перепись населения, позволявшая прикрепить крестьян к месту их жительства и возвращать их в случае бегства и дальнейшей поимки старым хозяевам.

На писцовые книги ориентировались составители Указа 1597 г., установившие так называемые «урочные годы» («урочные лета») - срок сыска беглых крестьян, определённый в пять лет. По истечении пятилетнего срока бежавшие крестьяне подлежали закрепощению на новых местах, что отвечало интересам крупных землевладельцев и дворян южных и юго-западных уездов, куда направлялись основные потоки беглых. Поэтому спор из-за рабочих рук между феодалами центра и южных окраин стал одной из причин потрясений начала XVII в.

По Уложению 1607 г. срок сыска беглых крестьян был увеличен до пятнадцати лет. При царе Михаиле Фёдоровиче снова был введён в действие пятилетний срок сыска. В 1630-х гг. «урочные лета» были увеличены до девяти лет, а в 1640-х гг. - до десяти лет для беглых крестьян, и до пятнадцати лет - для крестьян, насильно увезённых другими землевладельцами. По Соборному уложению 1649 г. вводился бессрочный сыск беглых крестьян, что означало окончательное юридическое оформление крепостного права.

Лит.: Глухов В. П. Россия в XVI - XVII вв. М., 2001; Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времён до XVII в. Кн. 2. М., 1954; Корецкий В. И. Новое о крестьянском закрепощении и о восстании И. И. Болотникова Вопросы истории. 1971. № 5. С. 130-152; Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978. Гл. 8. Заповедные и урочные годы; Скрынников Р. Г. Россия накануне «смутного времени». М., 1985.

Процесс юридического оформления (и оправдания) крепостного права происходил по крайней мере с издания , которое отменило так называемые урочные лета и ввело бессрочный сыск беглых крестьян.

Ещё раньше были изданы указы, увеличивающие эти самые урочные лета (указ 1607 года, написанный ровно за столетие до петровского, устанавливал их на 15 лет).

Указ 1707 года повелевал у людей, которые укроют у себя сбежавших крепостных, отбирать поместья и вотчины. Половина конфискованного отходила царю, а вторая половина - владельцу сбежавших крепостных. Против лиц, укрывших у себя беглецов, возбуждалось уголовное дело.

Причины создания указа

• Модернизируя Российское государство, опирался главным образом на передовое дворянство. Парадоксально, но царь-реформатор соизволил ужесточить такое архаичное для того времени явление, как крепостное право. В странах Европы в тот период происходил обратный процесс: крепостничество - там, где оно сохранялось - становилось мягче, а его значение было не столь велико (на фабриках и заводах, например, работали наёмные рабочие, лично свободные, а в России вплоть до 1861 года основу «пролетариата» составляло крепостное крестьянство).
• Постепенное ужесточение крепостнических указов, имевшее место на протяжении XVII века, привело к многочисленным случаям укрывательства - крестьяне, бежавшие от жестоких помещиков, находили приют во владениях более гуманных дворян, а также мещан, купцов и свободных зажиточных крестьян. Видимо, с крепостническим порядком были согласны не все жители Русского государства.
• Созданию сурового указа также способствовали крестьянские восстания XVII и начала XVIII века. В том же 1707 году, например, произошло известное восстание .

Последствия

Указа о сыске беглых Указ, как и подобные ему законодательные акты, способствовал дальнейшему закрепощению крестьян. Крепостное право стало своего рода государственной повинностью для крестьян, их единственной обязанностью. Власть помещика над крепостным приобретала практически форму рабства - зависимые граждане лишались практически всех прав.

При этом владение крестьянами также в некотором роде стало не просто правом, а обязанностью помещиков. Крестьян указ 1707 года, по сути, приравнял к личной собственности помещика, и розыск «потерянных» крепостных отныне производился точно так же, как и розыск каких-либо дорогих вещей, украшений и реликвий. Шансы беглого крестьянина на то, что ему удастся скрыться от преследования, сильно уменьшились - укрывать у себя беглецов стало невыгодно.

Противодействие крепостничеству с этого года наказывалось как государственное преступление. Само по себе русское крепостное право рассматривалось некоторыми исследователями как необходимая или, по крайней мере, неизбежная черта национальной культуры, происходящая из-за слабого развития индивидуализма.

С этой точки зрения действия Петра также выглядят парадоксальными: первый русский император в общем и целом ценил людей за их личные качества, самостоятельный и независимый характер, для него не так уж важно было происхождение человека, если он что-то смыслил в делах; однако рассматриваемый указ лишал большую часть населения Российского государства - крепостных крестьян - последней возможности на самостоятельные поступки, теперь они становились тотально зависимыми от помещиков, которым покровительствовала царская власть.

За этим указом позже последовали и другие, ещё больше утяжелявшие положение крестьян. Податная реформа Петра, проведённая в 1718 - 1724 годах, окончательно прикрепила крестьян к земле. В середине 18 столетия появились законы, разрешавшие помещику продавать крестьян в рекруты, а также ссылать провинившихся крепостных в Сибирь и на каторжные работы.

Казалось, императорский двор потакал любому произволу господствующего сословия, и «просвещённая императрица» Екатерина не была исключением. Остановить разгул помещичьего рабства впервые попытался Павел, а в дальнейшем и его преемник .

Одной из важнейших проблем, решавшихся Разрядом на южных рубежах, оказалась проблема, казалось бы, непосредственно не входившая в компе­тенцию этого ведомства - сыск беглых крепостных крестьян и холопов, а также расследование дел о служилых людях, записанных в крепостные крестьяне, но считавших себя вольными.

Так, 5 сентября в Разряде от остро­гожского воеводы И. Саса были получены книги высылки острогожцев в полк Г.Г. Ромодановского. В сопутствующей отписке И. Сас извещал Раз­ряд, что солдат К. Резанцев не был выслан в полк, так как в 182 г. бывший острогожский воевода А. Соковнин отдал его в крестьянство. В.Г. Семенов потребовал допросить А. Соковнина, и тот был доставлен в Разряд. Кроме допроса А. Соковнина в Разряде были подготовлены выписки из разборных книг 183 г., после чего В.Г. Семенов вынес решение: послать грамоту к ост­рогожскому воеводе И. Сасу, чтобы он тотчас прислал в Разряд судное дело и другие документы969. Как это нередко происходило в приказной практике XVII в., частный случай выявил, “потянул” за собой крупную проблему, ко­торая и разрешиться должна была в более крупных масштабах.

Проблема комплектования гарнизонов южных рубежей остро стояла перед правительством уже давно. Границы государства неуклонно продви­гались на юг и нуждались в укреплении - не только строительством новых крепостей и городков, но и заселением их постоянными жителями, готовы­ми охранять новые рубежи. При решении этого вопроса правительство в целом делало выбор в пользу выгоды всего государства, а не его отдель­ных сословных групп. Для крепости границ необходимо было удерживать имеющееся уже там население и привлекать новое.

Крепость Острогожск. Реконструкция.

(Каришов Г.А. Крепости Коротояк и Острогожск в XVII веке // Воронежский край на южных рубежах России (XVII-XVIII вв.) Воронеж, 1981).

До середины 30-х годов XVII в. иски в крестьянстве к служилым людям по отечеству и по прибору рассматривались и решались по “судным грамо­там”, которые выдавались истцам в Разряде, воеводами украинных городов и только в спорных случаях направлялись в Москву. Суды на местах без указа из Москвы расценивались как самоуправство. По закону воевода дол­жен был арестовать беглого крестьянина или холопа и не выдавать его слу­жилому человеку до указа из Разряда. На месте у служилого человека бы­ло больше возможностей оказать влияние на решение дела в свою пользу. C указанного времени, когда на юге России началось строительство новых городов, прежний порядок рассмотрения и решения дел о крестьянстве и холопстве мог замедлить или даже свести на нет усилия правительства по укреплению южной границы государства, поскольку значительную часть населения окраинных городков составляли выходцы как раз из этих катего­рий людей. Поэтому постепенно выработалась практика переноса дел о крестьянстве с мест в Москву. Рассмотрение таких дел в Разряде, разуме­ется, не означало решение их только против служилых людей. Однако в це­лом служилые люди по прибору и дети боярские украинных горо­дов были ограждены новым зако­нодательством от “разволоки” в крестьянство и холопство. Именно этим обстоятельством объясняется большое количество челобитных украинных служи­лых людей низших категорий о переносе их дел в Разряд - в этом они видели гарантию сво­ей неприкосновенности. А.А. Но­восельский относит время утверждения этих законов к концу 1649 или на­чалу 1650 гг.970 Через три года, 5 марта 1653 г. возврат беглых в городах Белгородской черты был вообще запрещен, если они бежали туда до Уло­жения, то есть до 1649 г. Основание в указе было изложено прямо: “чтобы черты не запустошить”. В 1656 г. срок возврата беглых с украины был от­несен еще дальше, на 1653 г. (по старому исчислению 7161 г.).

Со второй половины 50-х годов под давлением служилых людей по отечеству отношение правительства к бежавшим на юг крестьянам и холо­пам начало меняться в пользу их хозяев. однако в связи с возникновением новой угрозы на юге - ожидавшейся войны с Турцией, правительство долж­но было вновь озаботиться усилением людских ресурсов на южной грани­це. Поэтому частный случай с отданием в крестьянство солдата К. Резанце- ва стал прецедентом для усиления деятельности правительства в этой области. В грамоте И. Сасу В.Г. Семенов предписывал воеводе “то судное дело” и все относящиеся к нему документы прислать в Разряд “тотчас”, указ о таком порядке решения дела записать в острогожской приказной избе в записную книгу. При возникновении новых подобных ситуаций помета

В.Г. Семенова предписывала воеводам украинных городов возвращать лю­дей такого “неясного” происхождения в службу, перевозя на своих собст­венных подводах, а убытки этих отданных в крестьяне или в холопы людей доправлять на сославших их воеводах и приказных людях вдвое971. По об­разцу грамоты И. Сасу были составлены грамоты почти во все города Бел­городской черты. В них было приказано никого из службы и из тягла без государева указа и грамот в холопство или в крестьянство не отдавать, а суд в холопстве и в крестьянстве давать только в Москве.

Города Белгородской черты находились в ведении Московского стола Разряда, и всю документация по делу К. Резанцева готовилась именно там. Чтобы яснее представить себе объем работы сотрудников стола и число ох­ваченных предписанием городов Белгородской черты, приведем роспись городов, куда по эстафете должны были передаваться грамоты о суде в хо­лопстве и крестьянстве над приборными служилыми людьми украинных го­родов. В росписи четко расписана схема пересылки грамот и поименно на­званы ответственные за каждый этап курьеры. После грамоты в Острогожск была написана еще одна, образцовая грамота в один из глав­ных городов Белгородской черты, Козлов, к воеводе C.C. Колтовско- му. Суть ее была та же, что и в грамоте И. Сасу. Указ С. Колтовско- му был подписан через четыре дня после грамоты И. Сасу, но все грамоты были посланы одновременно: “Таковы ж великого государя грамоты по­сланы Белогородского полку в городы: с чюгуевскиї виноградныи садов- никої Федкою Ситниковыи в Мценеск, Обоянь, Карпов, Болховом, Хар- ков, Чугуев; велено сослать с Тулы на Епифань, изо Мценска в Новосиль, ис Курска на Боровль, в Мирпол, в Краснополье, в Суджу, из Белгорода в Нежегольском, Хотмышском, Вольном, Корочю, Олешню, Яблонов. Ор­лова городка с драгуної Константиної Глотовыи в Ефремов, Елец, Воро­неж, Орлов; сослат с Елца в Донков, Лебедянь, Чернавском, Талецком; с Воронежа на Коротояк, Усмонь, Сокольском, Костенском, Землянском, Урыв, Острогожском, Олшанском, Усерд. C курчениної Полуехтої Обра- мовыш на Чернь, Салтов. C Козлова с детми боярскими Дмитрееш Жерде- выш, Игнатиеш Кокревыш в Козлов, Доброе, Белоколоцкои. C волуискиш пушкареш Стенкою Потемкиныш на Ливны, Старом Оскол, Новом Оскол, Верхососенской, Волуйку”972.

Сложно назвать точную дату, с которой часть дел о крестьянстве и хо­лопстве была передана в Разрядный приказ, но в 185 г. компетенция в этой области Разряда и других приказов была уже строго разграничена: если ис­тец или ответчик судного дела о закрепощении были по сословной принад­лежности или по территориальному признаку подведомственны Разрядно­му приказу, то дело в нем и рассматривалось. Ярко иллюстрирует такое положение дел комплекс внутренних документов Разрядного приказа - вы­писки о нерешенных делах по закрепощению, составленные подьячим для себя или для представления разрядному руководству. Выписки являют со­бой отдельные листочки, озаглавленные именем главного фигуранта дела: “елчанин малом Оска Васильев”973, “елченин ж сын боярском Киприян Ни- чеников”974, “елченин ж Лучка Степанов сын Очкасов”975, “Митка Леонть­ев”976. В выписках сжато, но с необходимой полнотой информации изложе­на суть дела и его состояние на момент составления выписки, например: “Елчанин малом Оска Васильев. Взят з двора Иноземского приказу у по­дьячего у Афанасья Дехтерева по челобитью елчанина Филипа Кузмина во крестьянстве. И тот подьячем к суду в Розряд в тош деле по многиш памя- тяш из Ыноземского приказу не прислан и крепостем на тово малова не по- ложилъ”977. Как явствует из заголовков большинства выписок, одной из тя­жущихся сторон в этих судных делах были жители Ельца - города, ведомого в Разряде во всех отношениях. Очевидно, по этой причине Л. Оч­касов, который считал себя елецким служилым человеком, а окольничий Б.Г. Юшков объявил своим крепостным, был прислан в Разряд по памяти из Московского Судного приказа, где было начато дело. В документе, посвя­щенном делу М. Леонтьева, было записано, что этот человек был прислан в Разряд из приказа Холопья суда, так как “поимался за него в кабальнош холопстве торопчанин Митрофан Болшев”. Торопец, город Новгородского разряда, был ведом в Новгородском столе Разрядного приказа только слу­жилыми людьми и оборонительными сооружениями в военном отношении, но это явилось достаточным основанием для передачи дела о холопстве из “профильного” приказа Холопья суда в Разряд.

Дела о беглых крестьянах и холопах попадали в Разряд не только в свя­зи с отписками воевод украинных городов, но и по челобитным помещиков и вотчинников с просьбами выдать грамоту о сыске бежавших от них кре­постных. Такие грамоты Разряд или отправлял воеводе тех мест, куда, по сведениям владельца крестьян, бежали крепостные (причем грамота могла быть послана как самим Разрядом, так и через Сыскной приказ), или выдавал самим челобитчикам, чтобы они могли предъявлять ее (грамо­та с прочетом) городовым воеводам или приказным людям.

Челобитные, поступившие в Разряд, фиксировались в специальной запис­ной книге челобитным и тем самым получали статус официального запроса; с даты записи в книге начинался отсчет времени по решению дела в приказе. Именно поэтому некоторые помещики, сообщая в Разряд о бегстве своих кре­постных, ограничивались просьбой зафиксировать челобитье в приказных до­кументах. Так, в челобитной Р.М. Селиванова о том, что 16 января от него убежал холоп со всем домашним архивом и ювелирными украшениями, содер­жится только просьба записать челобитье в Разряде, о чем и распорядился разрядный дьяк П.И. Ковелин: “Записать челобитье”978.

Решение по челобитным о сыске беглых принималось в обычном по­рядке. Если вопросов не возникало, то решение о посылке соответствую­щей грамоты в города, указанные челобитчиком, принималось немедлен­но979. Например, на челобитной стольника С.Е. Алмазова о сыске его крестьян в Севске В.Г. Семенов записал свое заключение: “185-го марта в 29 день государь пожаловал велел ему дат свою государеву грамоту в Се- веск к столнику к Левонтью Неплюеву и к дьяку, велет им дат ему на тех людем в крестьянстве суд, а с суда розыскат и указ учинит по крепостеї, по Уложенью, будет в службе не писаны”980.

Если же требовалось прояснить ситуацию, на челобитной помечалось указание сделать выписку, на основании которой принималось окончатель­ное решение. Так, по челобитной лебедянца Мальцева о сыске двух его кре­стьян, бежавших на Урыв, и даче ему прочетной грамоты на Урыв к при­казному человеку, была сделана выписка, и по ней принято решение о даче челобитчику грамоты о сыске его беглых крестьян981. Так же после состав­ления выписки было решено дело о беглых крестьянах рыльского Николь­ского монастыря982. Вопросы, которые мог разрешить Разряд, основываясь на своих документах, относились к тем случаям, когда беглый крестьянин или холоп заявлял, что его закрепостили насильно и раньше он принадле­жал к другой социальной категории - служилым людям (по прибору или по отечеству). Сведения такого рода могли быть проверены только по разряд­ным архивам, например, по городовым разборным книгам и спискам983, пе­реписным драгунским книгам 154 г. (даже 31-летней давности!), смотрен­ным спискам 166 г.984, а также по запросам, которые при необходимости посылал Разряд в другие московские приказы, например, Поместный, в ко­тором имелись сведения о прикрепленных к земле крестьянах985, княжест­ва Смоленского, где хранились списки казаков городов Смоленского разря­да986 и т.п. Именно на основании этих материалов и делались выписки.

Большая же часть документов, которые обязан был представить на суд истец, являлась документами частно-правового характера, а также матери­алами расследования, проведенного местной администрацией. Все шаги по подготовке к суду неукоснительно перечислялись в грамотах Разряда к ме­стным властям: учинить сыск (то есть найти бежавших крестьян и холопов), выявить “крепости, по чему они ему крепки”987, списки со служилой каба­лы беглого крестьянина или холопа за рукой челобитчика (в Разряд пред­ставлялся и подлинник, с которым сверялся список; подлинник возвращал­ся владельцу988), списки с местных документов, например, с выписки из рязанских книг меры и дозору989 - то есть документы, которые должен был представить владелец на право иметь названных в челобитной людей в кре­постных. В сыск иногда также входил опрос свидетелей из тех мест, где жи­ли раньше или живут теперь беглые крестьяне. Наконец, по собранным сведениям и документам местной власти распоряжением Разряда разреша- лось дать суд, руководствуясь четкими указаниями, записанными в тогдаш­нем законодательном кодексе и указе 164/1656 г. о сыске беглых990.

Некоторые дела по возвращению беглых крестьян не могли решиться на местах в связи со сложностью дела, выходящего за пределы компетен­ции местной власти. Так, поначалу просьба окольничего М.Б. Милослав- ского отыскать его беглую крестьянку не вызвала осложнений. По распо­ряжению из Разряда воронежскому воеводе было велено “сыскать” ее, и уже меньше чем через месяц воевода доносил в Разряд, что крестьянка найдена, однако выяснилось, что она замужем за воронежским сыном бояр­ским, то есть представителем высшего, служилого сословия. Местная власть встала в тупик и обратилась к центральной с просьбой дать указания в существующей тогда постоянной формулировке: “Что государь укажет”. Государь в лице начальника Разряда В.Г. Семенова велел воронежскому во­еводе “тое жонку из-за пристава свободить и отдать мужу с роспискою, а мужа дать на поруки; а как ее спросят, и ему ее поставить, а за приставої ее не держать”991, то есть фактически освободил бывшую крепостную М.Б. Милославского.

В редких случаях к делам о сыске беглых подключалась верховная власть. Один из таких случаев был связан с объявлением беглым крепост­ным “слова и дела”. Однако оказалось, что столь опасную игру гулящий че­ловек Федор Шат затеял для того, чтобы его долго не держали в съезжей избе Землянска. Дело же его заключалось в том, что он был крепостным кн. Ф.И. Гагарина, бежав от него, шатался, служил в казаках и детях бояр­ских. Боярская Дума, в которую из Разряда было перенесено дело, пригово­рила Ф. Шата бить кнутом “за воровство” (сказал “государево слово и де­ло”) и освободить. Но в тот же день дело попало и к государю, и тот “для поминовения” отца, царя Алексея Михайловича, велел осужденного “бить батоги” и отпустить в Землянск, дав свою грамоту об освобождении от кре­пости Ф.И. Гагарину. Последнему же предлагалось документально дока­зать в Разряде крепостную зависимость от него Ф. Шата и его семьи (жены, детей и внуков) “и дать ево, князя Федора, в тої на поруки, а о высылке ево к Москве послать великого государя грамота в Переславль Резанском к во­еводе”, что и было исполнено992.

Челобитные с просьбой расследовать дело о закрепощении поступали в Разряд не только от помещиков, но и от самих беглых.

Такие дела прак­тически всегда решались центральным учреждением, Разрядом, даже если сначала за дело бралась местная власть. Отчасти это объяснялось сложно­стью и запутанностью подобных дел, отчасти тем, что челобитчики в этих случаях часто не имели при себе никаких документов и вся их надежда бы­ла на архив Разряда.

В XVII в. вольный человек нередко попадал в крепостную зависимость по косвенной вине татар и других кочевников, нападавших на южные рубе­жи государства. Чаще всего это происходило с детьми: малолетних пленни­ков отбивали у татар, привозили в один из русских пограничных городов, а на пути домой, воспользовавшись их беззащитностью, кто-либо из сооте­чественников обманом и силой закрепощал их. Так произошло, например, с Алексеем Ермолаевым. В возрасте шести лет в 167/1659-59 гг. он был взят в плен под Ливнами крымскими татарами. В плену он пробыл год и под Пе­рекопом был отбит черкасами (украинскими казаками) и приведен в Белго­род. По всей видимости, отбитые из плена русские люди должны были предстать перед воеводой того города, куда их приводили освободители. Воевода Белгородского полка Г.Г. Ромодановский отпустил А. Ермолаева домой к отцу, ливенскому сыну боярскому И.П. Ермолаеву. Но по дороге, в Карпове ливенский же сын боярский И. Невзоров взял мальчика, якобы для того, чтобы отвезти в Ливны к отцу, а привез к себе в поместье и дер­жал в неволе 16 лет, изменив ему имя (“назвал Демкою”) и насильно женив на своей крепостной. Каким-то образом отец и сын узнали друг о друге и обратились за помощью к местной ливенской власти, но воевода и дьяк были на стороне укрывателя молодого человека. Тогда отец, И.П. Ермола­ев, привлек к решению дела воеводу Чернавска М. Бестужева, возможно, как независимого судью, а, возможно, потому, что чернавский воевода был по положению выше ливенского.

Дело, и так не простое, осложнилось, видимо, проблемой территори­альной подсудности челобитчиков. Поэтому М. Бестужев обратился за по­мощью в Москву: “Что государь укажет?”993. Судя по документам, участ­ники конфликта писали в Разряд не впервые, причем исполнение решения Разряда, принятого в пользу Ермолаевых, саботировалось ливенскими вла­стями, и особенно подьячим приказной избы994. Отписку М. Бестужева взялся доставить в Разряд - и, очевидно, хлопотать о деле - один из самых заинтересованных в нем людей, И.П. Ермолаев995. Меру наказания за слу­жебные правонарушения местных властей определил разрядный думный дьяк: за неисполнение предыдущих распоряжений приказа - о воссоедине­нии отца и сына - на ливенском воеводе велено было “доправить пени де- сят рублев, а подьячего, котором в тош поноровку чинил, взять в Чернав- ском и, роспросив и розыскав подлинно, и за то ево плутовство, будет по сыску объявитца, что он так делал (укрывал ответчика от наказания. - O.H.), учинить наказанье, вместо кнута бить батоги и из съезжем избы от дела отставить, чтоб впредь неповадно было и иныш так делать”996.

Подобный случай произошел и с сыном драгуна, взятым в плен в Сев­ске в 169/1660-61 гг. в возрасте восьми лет, отбитым у татар, но захвачен­ным крапивенским помещиком, который записал его в свои крепостные и впоследствии женил на своей дворовой девке, а затем перепродал ливен­скому помещику. Челобитчик просил доставить его с приставом в Моск­ву, где дать очную ставку с помещиком, а также навести справки в драгун­ских книгах, чтобы не остаться в кабале “навечно” и “службы не отбыть”. По распоряжению В.Г. Семенова просьба челобитчика была удов­летворена997.

В самом Разряде любые дела о закрепощении людей в городах южной “украины” поступали за редким исключением к главе приказа, думному дьяку В.Г. Семенову998, что подчеркивает значение этой проблемы для го­сударства. Иногда решение по поступившим в Разряд челобитным о сыске беглых могли принять самостоятельно и другие дьяки Разряда: П.И. Кове­лин (подготовить выписку по челобитной)999, Л.А. Домнин (дать грамоту для городового воеводы о расследовании дела)1000.

Дальнейшее ведение дела, направление которому было определено по­метой В.Г. Семенова, возлагалось на разрядных дьяков, причем участие в этой сфере деятельности Разряда принимали в равной степени все товари­щи думного дьяка. Они руководили составлением выписок и принимали на их основании решения (П.И. Ковелин1001, Ф.Л. Шакловитый1002, Л.А. Дом­нин1003), руководили составлением грамот к местной администрации (П.И. Ковелин1004, Ф.Л. Шакловитый1005). Решение по выписке записыва­лось В. Семеновым в редких, самых важных случаях, например, по делу Ф. Шата1006.

В Разряде документы, связанные с делами о сыске беглых и закрепоще­нии вольных людей - выписки1007 и грамоты к местным властям1008, гото­вил подьячий Агафон Пиминов. В 185 г. А. Пиминов, видимо, служил в Приказном столе. Об этом свидетельствуют имеющиеся в архивном деле внутренние документы приказа - “письма”, которыми обменивались столы. Как обычно, они представляют собой короткие неформальные записки на маленьких листочках. Например, в связи с составлением грамоты в Севск по челобитной стольника С.Е. Алмазова о сыске беглых крестьян был на­правлен такой запрос: “Отписат в Приказном стол, в Севску кто воевода и дьякъ”. Ниже на том же листочке другими почерком и чернилами записан ответ: “столникъ и воевода Леонтем Раманов сын Неплюев да дьяки Алек- сем [...]сков1009, Клиї Судемкин”1010. Поскольку запрос был затребован в Приказный стол и вместе с ответом подклеен к другим документам по сы­ску беглых, можно предположить, что эти дела велись именно в Приказ­ном. Логично также, что из Приказного стола с вопросом о городовых вое­водах обращались в Московский стол - росписи городовых воевод ведались в первом его повытье. Кроме того, в том же деле имеются материалы о на­граждении раненых, что было несомненной прерогативой Приказного сто­ла. И, наконец, многие из представленных дел о сыске беглых крестьян включают документы о суде по этим делам, а судебная деятельность Разря­да была также сосредоточена в Приказном его столе. Таким образом, оче­видно, что старый подьячий со справой А. Пиминов служил в 185 г. в При­казном столе1011.

Сроки исполнения Разрядом и местными властями дел по сыску беглых крестьян и холопов восстановить со всей полнотой затруднительно, по­скольку в приказной делопроизводственной практике датировка докумен­тов, как уже отмечалось, была принята в трех случаях: обязательно - при записи решения по делу, почти всегда - при получении входящего докумен­та и, реже, - при отправлении исходящего на остававшемся в архиве черно­вике-отпуске. Тем не менее, и таких дискретных временных показателей достаточно, чтобы представить общую картину сроков, в которые реша­лись эти дела в приказе.

Естественно, быстрее всего было решено дело по объявлению “госуда­рева слова и дела” Ф. Шатом - выписка для представления верховной влас­ти была подготовлена в приказе за 4 дня1012. Единственное столь же быст­рое решение дела, не относящееся к делам государственным, состоялось по челобитной стольника С.Е. Алмазова - грамота местному воеводе была подготовлена на следующий день после решения по челобитной. Возмож­но, это объясняется тем, что местным властям уже посылались предписа­ния, на которые они не отреагировали1013.

В делах по насильственному закрепощению бывших полонянников сро­ки решения их были примерно одинаковыми: в деле А. Ермолаева от пода­чи челобитной до ответной грамоты городовому воеводе прошло две неде­ли1014; выписку по челобитной драгунского сына, также бывшего пленника, в Разряде готовили две недели; место, где на черновике грамоты городово­му воеводе указана дата, оторвано, так что можно предположить, что от по­дачи челобитной до составления грамоты прошло несколько более двух не-

Грамота по челобитью о сыске беглых кн. М.Я. Черкасского была го­това уже через неделю после принятия решения по челобитной, однако по каким-то причинам задержана в Разряде на два месяца1016. Также через не­делю было принято решение по выписке о сыске беглых крестьян лебедян­ского помещика Мальцева1017. Несколько больше времени понадобилось для подготовки выписки по челобитной рыльского Никольского монасты­ря - почти три недели, еще столько же готовили грамоту по решению на выписке1018. Таким образом, общий срок решения дела монастыря от пода­чи челобитной до отсылки грамоты к местным властям составил полтора месяца. Возможно, это объяснялось сложностью дела - крепостные кресть­яне монастыря разбежались по многим городам украины: в Курск, Рыльск, Обоянь, Хотмышский, Севск, Кромы, Орел, и сотрудники Разряда не сразу решили, каким образом лучше организовать дело на месте. Первоначально грамота с прочетом была подготовлена к воеводам всех перечисленных го­родов, но затем надзор за делом решили, так сказать, централизовать в ме­стном масштабе и передали все полномочия военному и административно­му главе края, воеводе Белгородского полка Г.Г. Ромодановскому1019. Около месяца прошло от подачи челобитной до принятия мер по ней в де­ле С.В. Сатина о бежавшем от него дворовом человеке1020. Выписка по от­писке острогожского воеводы И. Саса была составлена через две с неболь­шим недели, грамота в Острогожск отправлена из Разряда еще через неделю, а грамоты к местным властям разосланы через полторы недели по­сле решения по выписке1021.

В отличие от воеводы, на которого было возложено дело по сыску кре­постных стольника С.Е. Алмазова, воронежский воевода исполнил поруче­ние по сыску беглой крестьянски окольничего М.Б. Милославского быст­ро - его отписка была доставлена в Разряд чуть меньше, чем через месяц после отправления грамоты в Воронеж. Подготовка ответной грамоты на эту отписку с момента решения по ней заняла в Разряде три недели, причем дело было не простым (см. выше). Следует отметить, что грамоту в Воро­неж по делу М.Б. Милославского было поручено отвезти разрядному по­дьячему С. Баташеву (3 мая)1022 - возможно, с оказией, поскольку С. Бата­шеву было дано поручение из Разряда в Воронеж.

Таким образом, решение дел по сыску беглых крестьян и холопов зани­мало в Разряде в среднем от двух недель до месяца.

Каждый год Разряд составлял один из своих главных документов - обзор ведомых в приказе городов (то есть практически всей Европейской России) в отношении их обороноспособности. Для этого в первых числах сентября Разряд рассылал воеводам “своих” городов распоряжения о подготовке и присылке в Разряд так называемых городовых сметных росписей - по­дробного описания состояния городовых укреплений, гарнизона и боевых и продовольственных запасов. Подготовка росписей в разных городах зани­мала в среднем от недели до трех1023, возможно, в числе прочего это зави­село и от количества подьячих в приказной избе города - большими их си­лами справлялись с задачей быстрее.

В принципе для составления годовой сметы города существовал некий общий формуляр, который включал все возможные пункты по описанию военно-административного состояния города. В смете должны были быть перечислены крепостные строения города, артиллерия с боеприпасами, “стратегические” продовольственные запасы (хлеб в зерне и(или) в муке, сухари, соль), личный состав местной администрации, куда входили не толь­ко приказные люди (к ним в списках причисляли и городских нотариусов - площадных подьячих), но и выборные управленцы - таможенные и земские головы и т.п. В сметный список, разумеется, следовало включить и личный состав гарнизона с указанием имеющегося у людей оружия. Жители города также рассматривались с военной точки зрения - как военнообязанные “за­паса”, причем после перечисления обывателей, тяглых и жилецких людей, отдельной цифрой указывалось число вооруженных людей, которые реаль­но могли принять участие в возможной обороне города с их собственным оружием. Так, в Ярославле “людем с боеї, кроме малых робят” было 3 520 человек, “а у них бою” 778 пищалей, 1 918 копей и бердышей1024.

Однако на деле в годовые сметы все указанные разделы вносили не всегда. Так, в перечневой росписи “с тетрадем ростовские годовые сметы” были указаны сведения только о казне, хранящейся в съезжей избе, и не­полные данные о гарнизоне города - перечислены отставные дворяне и представители местной администрации, в том числе четыре подьячих съезжей избы и десять рассыльщиков “с пищалми”1025. В одних случаях это зависело от старательности и квалификации приказных людей, в других - от объективных обстоятельств. Например, новый костромской воевода

А. Тушин сам указывал на то, что в сметной росписи отсутствует раздел, со­держащий сведения о личном составе городовой корпорации, и называл причину: в приказной избе нет списка костромских служилых людей, из-за чего воевода и дьяк не могут провести им смотр1026.

В Разряде сметные росписи городов принимали к рассмотрению, по-ви­димому, все дьяки приказа. Обычной резолюцией было распоряжение взять документ “к отпуску”, то есть отправить его в разрядный архив, и внести

данные из присланного документа в сводную годовую смету: “К отпуску и написать в годовую смету”1027, “К отпуску и о городе из сеи отписки, а о людех ис книг написать в годовую смету”1028, “К отпуску, а списки напи­сать в годовую смету”1029. Возможно, В.Г. Семенов рассматривал те городо­вые росписи, которые требовали разрешения какой-либо проблемы. Так, на росписи А. Тушина помимо указания “к отпуску”, помета В.Г. Семенова содержала распоряжение разрядным служащим “выписать, сколко костро­мич дворян и детеи боярских отставных по списку”1030.

По принятой в приказной канцелярской работе “экономному” стилю на том же входящем документе, то есть отписке, сопровождавшей годовую сметную роспись, подьячим делалась помета об исполнении распоряжения дьяка: “в книгу записана”1031, “в книгу писана”1032, “в книгу пис.”1033, “в кни­гу спис.”1034 “в книги пис.”1035. В этих пометах, как обычно, не указаны ни дата исполнения, ни лицо, ответственное за него. Для руководства Разряда, для правильной работы приказа важна была только суть - распоряжение исполнено, информация из росписи занесена в соответствующий приказный документ и находится в работе.

C точки зрения приказной административной, а, значит, и канцеляр­ской логики, на документе следовало указывать дату его получения - точ­ку отсчета его пребывания в приказе, и лицо, подавшее документ - как от­ветственное за его сохранность и своевременную доставку. Для контроля сам отправитель нередко отмечал на отписке дату ее отправки и имя курь­ера. Обычно это были городовые служилые люди по прибору или по оте­честву - пушкари1036, приставы1037, рассыльщики1038, стрельцы1039, подья­чие городовой съезжей избы1040, дети боярские1041, реже - московские служилые люди, например, жильцы1042. По этим записям можно видеть, что иногда, очевидно, в последний момент, курьера заменяли. Так, в отписке из Переславля Залесского сказано, что роспись выслана 27 сентября с пере- славским “розсылщикош” А. Микулиным. Но в Разряде на отписке отмети­ли, что подана она 3 октября приставом Переславля Залесского “Сидоркои Юровыш”1043. В отписке галицкого воеводы В.А. Ордина-Нащокина бы­ло отмечено, что документы из Галича посланы 3 ноября с галицким при­ставом “Тишкою Савиныш”, причем эта фраза была вписана в отписку поз­же, другими чернилами. В Разряд же отписку подал 24 ноября “галицкои россылщик” С. Михайлов1044.