Нильс Бор, обсуждая теорию элементарных частиц, сказал: «Нет никакого сомнения, что перед нами безумная теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной». Эти слова можно отнести и к теории относительности Альберта Эйнштейна. В науке не было другого такого «безумного», радикального и резкого перехода к новой картине мира, каким был переход от ньютоновских представлений к идеям Эйнштейна, хотя Эйнштейн лишь продолжил, обобщил и завершил дело, начатое Ньютоном.
Разрабатывая теорию относительности, Эйнштейн рассмотрел поведение физического тела в условиях придающих ему скорость сравнимую со скоростью света. Как же ведет себя тело в таких условиях? Оно не подчиняется ни законам эвклидовой геометрии, которые больше 2000 лет считались неизменными, ни законам, открытым Ньютоном в XVII веке. Эйнштейн вывел потрясшую весь физический мир формулу о пропорциональности между энергией, массой тела и скоростью его движения; эта формула стала отправным пунктом наиболее значительных для практики выводов из теории относительности. Несмотря на парадоксальность этих фактов Эйнштейн сделал вывод, что поведение тела в таких экстремальных условиях, в так называемом неэвклидовом мире, объясняется самыми общими свойствами пространства и времени и находит место в мировой гармонии.
Как мог повлиять на научное творчество ученого (а может быть, и на разработку теории относительности) писатель Достоевский? Эйнштейн утверждал, что он дал ему «больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс», а ведь Гаусс был великим математиком и физиком, чьи работы и формулы вошли во многие учебники и изучаются до сих пор.
Может быть, Эйнштейна поразило то, как писатель исследует поступки, мысли человека в экстремальной ситуации? Ведь Достоевский ставит своих героев в неимоверно тяжелые положения (особенно в романах), и тогда выявляются такие стороны их характера, которые в обычных условиях нельзя обнаружить. Невозможно предугадать поворот событий, следующую реплику или поступок чей-то мечущейся больной души. Но когда поступок совершен, реплика брошена, события определились, кажется, что и поступок, и реплика, и события таковы, какими они только и могли быть. Почти физически ощутимое напряжение - интеллектуальное и эмоциональное - вызывает при чтении полная достоверность самых парадоксальных поворотов у Достоевского. Эта его особенность была созвучна той парадоксальности самого бытия, той достоверности немыслимого парадокса, которые так ярко представлены в трудах Эйнштейна.
Достоевский, по-видимому, оказался близок Эйнштейну еще и гармонией повествования, тем, что его мир, в котором самые неожиданные повороты приобретают какое-то логическое оправдание, был «неэвклидовым».
В романе «Братья Карамазовы», который Достоевский начал писать в 1879 году (в том году, когда родился Эйнштейн), Иван Карамазов говорит Алеше: «Если Бог есть и если Он действительно создал землю, то, как нам совершенно известно, создал Он ее по эвклидовой геометрии, а ум человеческий с понятием лишь о трех измерениях пространства. Между тем находились и находятся даже и теперь геометры и философы, и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, чтобы вся вселенная или, еще обширнее - все бытие было создано лишь по эвклидовой геометрии, осмеливаются даже мечтать, что две параллельные линии, которые, по Эвклиду, ни за что не могут сойтись на земле, может быть, и сошлись бы где-нибудь в бесконечности». Как раз к таким людям и принадлежал Эйнштейн. Его теория относительности рассматривает физические процессы в четырехмерном неэвклидовом пространстве, где все параллельные линии сходятся и где физические тела подчиняются гармоничным общим законам Вселенной.
Иван Карамазов также видит в «неэвклидовом бытии» некую универсальную гармонию. Он говорит: «Я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидового ума, что, наконец, в широком финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой крови». Казалось бы, как прекрасен мир, нарисованный Иваном. Вот оно, счастье! Вот идеал! Но Иван Карамазов не приемлет этой мировой гармонии: «Пусть даже параллельные линии сойдутся, и я это сам увижу: увижу и скажу, что сошлись, а все-таки не приму». Поразительно: Достоевский будто предвидел создание теории относительности и ее неприятие не только людьми склада Ивана Карамазова, но и многими учеными и политиками, предвидел ту травлю, из-за которой Эйнштейн вынужден был навсегда покинуть Германию…
Но основным было все-таки не сближение «неэвклидова» мира Достоевского с неэвклидовым миром общей теории относительности: Достоевский давал Эйнштейну не логические, а психологические импульсы. Для ученого, когда он создает «безумную» теорию, важно, чтобы привычные ассоциации и представления были расшатаны мощным психологическим воздействием, которое может стимулировать появление новых ассоциаций. Достоевский оказал такое влияние на Эйнштейна, и оно оказалось особенно сильным, может быть, потому, что творчество писателя проникнуто парадоксальной «неэвклидовой» гармонией. Видимо, именно поэтому Эйнштейн говорил: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!»
Эйнштейн и Достоевский.
Знаменитый физик современности Альберт Эйнштейн говорил, что писатель Фёдор Достоевский дал ему для творчества больше, чем все математики мира. Эта загадочная фраза о влиянии литературы на процесс творчества математика и физика заставляет нас поискать ключ к успехам «школьного троечника».
Какие параллели в творчестве этих великих людей мы можем найти? Судя по- всему Достоевский открыл в своих работах некую новую методику взгляда на мир, новые грани постижения мира, новый подход к творчеству, иной или «креативный» как говорят ныне, взгляд на строение природы и духовности человека. Он как бы под иным углом зрения стал смотреть на события и факты.
И физик Эйнштейн нашел в работах Достоевского этот ключ к познанию мира.
Конечно не вызывает сомнения, что Альберт Эйнштейн сумел создать одну из самых блистательных карьер в мире науки.
Работая в патентном бюро в Берне, он освоил принцип постижения мира и опережающей подачи заявок на изобретения или открытия. Ему это очень пригодилось, когда решался вопрос о приоритете некоторых разработок. Ведь при регистрации заявки на изобретение предусматривается опережающее действие.
Рассматривая понятия времени и пространства, он по-новому рассматривает их взаимосвязь и ставит вопросы, затрагивающие коренные вопросы философии. Человек осмысливая себя во Вселенной, пытается представить и структуру Вселенной и ход развития процессов в природе.
Издревле он хранит страх и боязнь перед неизведанной и безбрежной бездной и существует неосознанная боязнь тронуть неизведанное.
Постижение мира наряду с экспериментальными и математическими методами иногда включает эмоциональные и чувственные компоненты. Поэтому общие принципы познания применимы как в математике, так и в философии и литературе.
В результате подробного изучения творчества Фёдора Михайловича Достоевского мы наталкиваемся на ключ к разгадке утверждения Эйнштейна. Так в произведении «Преступление и наказание» в начале произведения задаётся вопрос: «Чего человек больше всего боится?»
Пусть каждый сам попробует ответить на этот вопрос, и возможно найдёт ответ
на вопрос гениального писателя...
Ответы людей на этот вопрос имеют различные варианты.
1.смерти
2.потери близких
3.падения престижа в глазах окружающих
4.бедности
5.одиночества
6.войны
7.непонимания
8.унижения
9.пожара и бедствия
10.возможности лишиться работы
и т.д. и т.п.
А Вы сами как думаете, чего человек больше всего боится?
Как правило, никто не даёт исчерпывающего ответа на этот вопрос,
заданный великим писателем.
А ведь многие читали это произведение несколько раз и даже изучали великое произведение.
На этот вопрос великий писатель дает совершенно иной ответ.
На вопрос «Чего человек больше всего боится?» писатель через Раскольникова приводит ответ.
«Н о в о г о шага, н о в о г о с о б с т в е н н о г о слова о н больше всего боится?»
Эйнштейн, по всей видимости, глубоко изучил и осмыслил произведение Федора Михайловича Достоевского и взял за основу не бояться выдвигать новое собственное слово, новой собственный подход к проблеме.
Это ключевая фраза красной нитью прослеживается через всё творчество талантливого учёного.
Он при подходе к любой физической проблеме использует иную стратегию, иной взгляд на сущность явлений. Примером может служить понятие кванта света. Многие учёные осознавали недостаточность теории света. По его же мнению свет должен распространяться как порция или квант энергии.
Надо заметить, что понятие о квантах излучения впервые ввел Макс Планк.
Надо отметить формула кинетической энергии тела была давно открыта. Но Эйнштейн отбросил потенциальную энергию и придал фотону самую большую известную на то время скорость,- скорость света.
В 1905 году Эйнштейн вывел закон взаимосвязи массы и энергии и показал, что масса является мерой энергии тел. Это соотношение E=mc^2 лежит в основе расчета энергетического баланса ядерных реакций, в основе всей ядерной физики.
Это соотношение получено из формулы кинетической энергии, E=(mv^2)/2 , при том условии что, скорость не имеет предела, кроме как самого высокого – скорости света. Принимая это допущение и учитывая, что для вылета кванта из ядра требуется такая же затрата энергии, что и после вылета, то кинетическая энергия равна потенциальной для вылетевшего кванта.
Значительна роль этого физика и при создании квантовой теории. Немецкий ученый Макс Планк в 1900 году квантовал лишь энергию материального осциллятора.
А Эйнштейн предложил распространить идею квантов на световые явления.
В романе Достоевский рассматривает вопрос право сподвижника прогресса на уничтожение других людей. Устами персонажей писатель проводит свою мысль на право распоряжаться чужими жизнями. « … существуют на свете будто бы некоторые такие люди, которые могут … то есть не то что могут, а полное право имеют совершать любые преступления, и что для них будто бы закон не писан.»
И пробует автор рассмотреть: Кто имеет право на преступление? (переступление черты)
«Нет, нет, не совсем потому,-ответил Порфирий,- Всё дело в том, что все люди как-то разделяются на «обыкновенных» и «необыкновенных».
Обыкновенные должны жить в послушании и не имеют права переступать закона, потому, что они, видите ли обыкновенные. А необыкновенные имеют право делать всякие преступления и всячески переступать закон, собственно потому, что они необыкновенные. Так у вас, кажется, если только не ошибаюсь?
… Раскольников усмехнулся опять. Он разом понял, в чем дело и на что его хотят натолкнуть - он помнил свою статью. Он решился принять вызов"
Знаменитый физик видно относил себя к «необыкновенным» людям и разрешал себе неординарные поступки.
« … и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей н о в о е с л о в о.»
«Первый разряд всегда- господин настоящего, второй разряд –господин будущего. Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели. И те, и другие имеют совершенно одинаковое право существовать. Одним словом, у меня все равносильное право имеют, и vive la guerre ‘eternelle (да здравствует вековечная война (фр.).
« … но примите в соображение, что ошибка возможна ведь только со стороны первого разряда, то есть « обыкновенных» людей (как я, может быть их неудачно назвал).
Несмотря на врожденную склонность их к послушанию, по некоторой игривости природы, в которой не отказано даже корове, весьма многие из них любят воображать себя передовыми людьми, «разрушителями» и лезть в «новое слово», и это совершенно искренно-с. Действительно же н о в ы х они в то же время весьма часто не замечают и даже презирают, как отсталых и унизительно думающих людей.»
«… -Вообще людей с новою мыслью, даже чуть-чуть только способных сказать хоть что-нибудь н о в о е, необыкновенно мало рождается, даже до странности мало. Ясно только одно, что порядок зарождения людей, всех этих разрядов и подразделений, должно быть, весьма верно и точно определен каким-то законом природы.
Закон этот, разумеется, теперь неизвестен, но я верю, что он существует и впоследствии может стать и известным. Огромная масса людей, материал, для того только и существует на свете, чтобы наконец, чрез какое-то усилие. каким-то таинственным до сих пор процессом. Посредством какого-нибудь перекрещивания родов и пород. понатужиться и породить наконец на свет, ну хоть из тысячи одного, хотя сколько-нибудь самостоятельного человека. Еще с более широкою самостоятельностью рождается, может быть из десяти тысяч один (я говорю примерно, наглядно). Гениальные люди –из миллионов. А великие гении, завершители человечества,- может быть по истечении многих тысячей миллионов людей на земле. Одним словом в реторту, в которой всё это происходит, я не заглядывал. Но определенный закон непременно есть и должен быть- тут не может быть случая.»
Рассмотрим как он реализовывал свой потенциал нестандартного подхода видения и решения проблем.
В 1905 году французский физик Анри Пуанкаре в своем докладе на заседании Парижской академии наук 5 июня сообщает о решении проблемы неизменности формы уравнений электродинамики относительно преобразований Лоренца.
В этой работе он подчеркивает универсальность принципа относительности и предсказывает конечность скорости распространения света. Эта величина составляет 300 тысяч километров в секунду.
И отсылает свою работу А. Эйнштейну с просьбой дать отзыв о своём исследовании.
Но тот не дает отзыва, отвечая на письмо, со ссылкой на то что он болен.
В то же время продолжает интенсивно работать в том же направлении.
И здесь он поставлен перед выбором либо перешагнуть через опередившего его французского ученого, либо применить тактику молчания, как это делали некоторые ученые.
И Эйнштейн делает последнее.Ознакомившись с работой, через 25 дней он отсылает в журнал свою статью, в которой глубоко проанализировал понятие одновременности событий, доказал сохранение формы уравнений М. Максвелла относительно преобразований Лоренца, сформулировал специальный принцип относительности и принцип постоянства скорости света и на их основе создал специальную теорию относительности.
Эта теория совместно с квантовой физикой составила фундамент физики XX века.
Здесь как и у героя романа Достоевского открывалось несколько путей.
На первом пути он был поставлен перед выбором либо переступить черту нравственных мучений и не упоминать о сделанном ранее открытии французского физика Анри Пуанкаре и самому заявить об открытии.
Пойдя по второму пути, он должен отдать приоритет французскому ученому и продолжить развитие его идей. Но он идёт по третьему пути, не ссылаясь на открытие Пуанкаре, сам разрабатывает обширную теорию. Это стало для него рубежом творческого прорыва к неизведанному.
В 1905 году он открывает закон взаимосвязи массы и энергии. Здесь делается новый подход к решению задачи. Принцип конечности скорости распространения света, присланный Пуанкаре и развитый им самим, принимается как конечная рубежная скорость при движении. Ведь формула для определения кинетической энергии была уже давно открыта.
Эйнштейн понимает, что для выхода частицы необходимо преодоление сил связи ядерных сил. И эта энергия равна по величине энергии вылетевшей частицы, а суммарная энергия имеет удвоенное значение. Т.е. строго говоря, формула энергии при предельном значении движения со скоростью света имеет вид E=(mc^2)/2 , но он считает энергию сил связи равной кинетической и не учитывает значение потенциальной энергии.
И формула принимает вид E=mc^2
Здесь он говорит новое слово, делает новый шаг принимая допущение о движение частиц вещества с рубежной скоростью, равной скорости света. В следующем году выдвигает гипотезу что свет распространяется порциями или квантами.
Фотонная теория света получила подтверждение в 1922 году в работах А. Комптона.
Естественно первым предположил прерывистость излучения гениальный французский физик Макс Планк. Он первым открыл формулу E=h*v, здесь v(ню)частота излучения, h-постоянная Планка.
Выдвинув теорию о прерывистости излучения Эйнштейн делает новый шаг. Его новый взгляд на природу излучения в корне отличается от ранее принятого непрерывного характера излучения. Рассматривая, антиподное положение, противоположность ранее существующему, он открывает новое свойство материи. Это свойство позволяет ему открыть законы фотоэффекта на основании существования квантов света или фотонов.
Развивая теорию флуктуаций (флуктуация- от лат. колебание)- случайное отклонение величины, характеризующей систему большого числа частиц, от её среднего значения). Он и М. Смолуховский дали последовательное объяснение броуновского движения на основе молекулярно-кинетической теории.
В истории науки имеется случай, когда опережающее действие совершил в самом начале своей карьеры знаменитый физик Майкл Фарадей.
Во всем мире при решении актуальных проблем в разных странах иногда приходят почти одновременно. Конечно Анри Пуанкаре раньше обобщил результаты исследований по развитию теории относительности, но Эйнштейн забыл упомянуть об этом. Конечно он знал, что Фарадей публикуя первую работу по физике воспользовался наработками своего учителя и его идеей. Работая помощником-лаборантом у учёного Хемфри Деви Майкл слышал как обсуждали постановку эксперимента, связанную с электромагнитной индукцией.
И когда учёный уехал в отпуск, его ассистент Фарадей произвёл эксперимент и опубликовал результаты, но только под своим именем.
Вопрос состоял в том: будет ли вращаться проводник в ртути (проводящей электрический ток) при пропускании электрического тока. Когда великий физик того времени вернулся из отпуска, то статьи о вращении проводника при пропускании электрического тока были опубликованы его лаборантом Майклом.
Ныне во всех электродвигателях используется этот принцип.
Затем всю сознательную жизнь Фарадей стремился, просто бился над проблемами науки, стремясь доказать, что он достиг успехов, не только заимствуя идеи великого учёного Хемфри Деви.
Он поднимал себя над рутиной, искал новые законы мира, исследовал свойства мира с необыкновенным трудолюбием.
Ему приходись труднее потому, что он не получил фундаментального классического образования.
В 1907 году Эйнштейн постулировал эквивалентность гравитации и энергии и начал разрабатывать релятивистскую теорию гравитации.
Таким образом он снова применяет уже апробированную методику и смотрит на строение мира по иному, вводит иные постулаты.
Он как создатель специальной и общей теории относительности, коренным образом изменивших представления о пространстве, времени и материи. Разработав основы специальной теории относительности, изложив новые законы движения, которые обобщали ньютоновские и переходили в них в случае малых скоростей, когда V< Но здесь возникает вопрос как в системах с различной плотностью гравитации Хорошо известно об изменении периода колебания маятника в гравитационном поле И проведённый опыт по спектральному анализу,к примеру на Луне, может показать Оба постулата и теория, построенная на их основе, привели к ломке многих установившихся классических понятий (абсолютное пространство, абсолютное время) заставили пересмотреть ряд основных положений классической физики Ньютона, установили новый взгляд на мир, новые пространственно- временные представления (относительность длины, времени, одновременности событий.) Здесь великий физик снова верен себе и действует как «необыкновенный» человек. Упрямо и уверенно отторгая старое он по Достоевскому сам себе даёт право этого переступления через старые каноны в науке. Видимо он считал себя вправе это делать. Недаром он ещё в юношеские годы входил в «необычную академию», созданную вместе с друзьями и Милевой Марич. На Милене Марич он впоследствии женился. Он высоко отзывался о ней как об ученой и говорил в шутку, что это настоящая ходячая энциклопедия. Некоторые работы были подписаны Эйнштейн - Марич. В 1905 году он издает в журнале «Анналы физики» статью, где излагается идея световых квантов. Понятие «квант» (от латинского «квантум»-порция, количество) первым вводит немецкий ученый Макс Планк. Основываясь на теории квантовой теории света, объяснил такие явления, как фотоэффект (закон Эйнштейна для фотоэффекта), правило Стокса для флюоресценции, фотоионизации и др., которые не могли объяснить электромагнитная теория света. Эйнштейну была присуждена Нобелевская премия в 1921 году. Фёдор Михайлович Достоевский в литературе показал новую грань в познании мира. Эту грань заметил выдающийся физик Альберт Эйнштейн и применил новый взгляд при построении теории, отражающей строение материи. Литературное творчество Достоевского помогло человечеству сделать новый шаг к постижению многогранной структуры мира и привело к открытию новых законов мира некоторыми учёными. Оказывается талантливое литературное творение поднимает над обыденностью Нильс Бор, обсуждая теорию элементарных частиц, сказал: «Нет никакого сомнения, что перед нами безумная теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной». Эти слова можно отнести и к теории относительности Альберта Эйнштейна. В науке не было другого такого «безумного», радикального и резкого перехода к новой картине мира, каким был переход от ньютоновских представлений к идеям Эйнштейна, хотя Эйнштейн лишь продолжил, обобщил и завершил дело, начатое Ньютоном. Разрабатывая теорию относительности, Эйнштейн рассмотрел поведение физического тела в условиях, придающих ему скорость сравнимую со скоростью света. Как же ведет себя тело в таких условиях? Оно не подчиняется ни законам эвклидовой геометрии, которые больше 2000 лет считались неизменными, ни законам, открытым Ньютоном в XVII веке. Эйнштейн вывел потрясшую весь физический мир формулу о пропорциональности между энергией, массой тела и скоростью его движения; эта формула стала отправным пунктом наиболее значительных для практики выводов из теории относительности. Несмотря на парадоксальность этих фактов Эйнштейн сделал вывод, что поведение тела в таких экстремальных условиях, в так называемом неэвклидовом мире объясняется самыми общими свойствами пространства и времени и находит место в мировой гармонии. Как мог повлиять на научное творчество ученого (а может быть, и на разработку теории относительности) писатель Достоевский? Эйнштейн утверждал, что он дал ему «больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс», а ведь Гаусс был великим математиком и физиком, чьи работы и формулы вошли во многие учебники и изучаются до сих пор. Может быть, Эйнштейна поразило то, как писатель исследует поступки, мысли человека в экстремальной ситуации? Ведь Достоевский ставит своих героев в неимоверно тяжелые положения (особенно в романах), и тогда выявляются такие стороны их характера, которые в обычных условиях нельзя обнаружить. Невозможно предугадать поворот событий, следующую реплику или поступок чей-то мечущейся больной души. Но когда поступок совершен, реплика брошена, события определились, кажется, что и поступок, и реплика, и события таковы, какими они только и могли быть. Почти физически ощутимое напряжение - интеллектуальное и эмоциональное - вызывает при чтении полная достоверность самых парадоксальных поворотов у Достоевского. Эта его особенность была созвучна той парадоксальности самого бытия, той достоверности немыслимого парадокса, которые так ярко представлены в трудах Эйнштейна. Достоевский, по-видимому, оказался близок Эйнштейну еще и гармонией повествования, тем, что его мир, в котором самые неожиданные повороты приобретают какое-то логическое оправдание, был «неэвклидовым». В романе «Братья Карамазовы», который Достоевский начал писать в 1879 году (в том году, когда родился Эйнштейн), Иван Карамазов говорит Алеше: «Если Бог есть и если Он действительно создал землю, то, как нам совершенно известно, создал Он ее по эвклидовой геометрии, а ум человеческий с понятием лишь о трех измерениях пространства. Между тем находились и находятся даже и теперь геометры и философы, и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, чтобы вся вселенная или, еще обширнее - все бытие было создано лишь по эвклидовой геометрии, осмеливаются даже мечтать, что две параллельные линии, которые по Эвклиду ни за что не могут сойтись на земле, может быть, и сошлись бы где-нибудь в бесконечности». Как раз к таким людям и принадлежал Эйнштейн. Его теория относительности рассматривает физические процессы в четырехмерном неэвклидовом пространстве, где все параллельные линии сходятся и где физические тела подчиняются гармоничным общим законам Вселенной. Иван Карамазов также видит в «неэвклидовом бытии» некую универсальную гармонию. Он говорит: «Я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидового ума, что, наконец, в широком финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой крови». Казалось бы, как прекрасен мир, нарисованный Иваном. Вот оно, счастье! Вот идеал! Но Иван Карамазов не приемлет этой мировой гармонии: «Пусть даже параллельные линии сойдутся, и я это сам увижу: увижу и скажу, что сошлись, а все-таки не приму». Поразительно: Достоевский будто предвидел создание теории относительности и ее неприятие не только людьми склада Ивана Карамазова, но и многими учеными и политиками, предвидел ту травлю, из-за которой Эйнштейн вынужден был навсегда покинуть Германию… Но основным было все-таки не сближение «неэвклидова мира» Достоевского с неэвклидовым миром общей теории относительности - Достоевский давал Эйнштейну не логические, а психологические импульсы. Для ученого, когда он создает «безумную» теорию, важно, чтобы привычные ассоциации и представления были расшатаны мощным психологическим воздействием, которое может стимулировать появление новых ассоциаций. Достоевский оказал такое влияние на Эйнштейна, и оно оказалось особенно сильным, может быть, потому, что творчество писателя проникнуто парадоксальной «неэвклидовой» гармонией. Видимо, именно поэтому Эйнштейн говорил: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!» на журнал "Человек без границ"
Нильс Бор, обсуждая теорию элементарных частиц, сказал: «Нет никакого сомнения, что перед нами безумна я теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной». Эти слова можно отнести и к теории относительности Альберта Эйнштейна. В науке не было другого такого «безумного», радикального и резкого перехода к новой картине мира, каким был переход от ньютоновских представлений к идеям Эйнштейна, хотя Эйнштейн лишь продолжил, обобщил и завершил дело, начатое Ньютоном. Разрабатывая теорию относительности, Эйнштейн рассмотрел поведение физического тела в условиях, придающих ему скорость сравнимую со скоростью света. Как же ведет себя тело в таких условиях? Оно не подчиняется ни законам эвклидовой геометрии, которые больше 2000 лет считались неизменными, ни законам, открытым Ньютоном в XVII веке. Эйнштейн вывел потрясшую весь физический мир формулу о пропорциональности между энергией, массой тела и скоростью его движения; эта формула стала отправным пунктом наиболее значительных для практики выводов из теории относительности. Несмотря на парадоксальность этих фактов Эйнштейн сделал вывод, что поведение тела в таких экстремальных условиях, в так называемом неэвклидовом мире объясняется самыми общими свойствами пространства и времени и находит место в мировой гармонии. Как мог повлиять на научное творчество ученого (а может быть, и на разработку теории относительности) писатель Достоевский? Эйнштейн утверждал, что он дал ему «больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс», а ведь Гаусс был великим математиком и физиком, чьи работы и формулы вошли во многие учебники и изучаются до сих пор. Может быть, Эйнштейна поразило то, как писатель исследует поступки, мысли человека в экстремальной ситуации? Ведь Достоевский ставит своих героев в неимоверно тяжелые положения (особенно в романах), и тогда выявляются такие стороны их характера, которые в обычных условиях нельзя обнаружить. Невозможно предугадать поворот событий, следующую реплику или поступок чей-то мечущейся больной души. Но когда поступок совершен, реплика брошена, события определились, кажется, что и поступок, и реплика, и события таковы, какими они только и могли быть. Почти физически ощутимое напряжение — интеллектуальное и эмоциональное — вызывает при чтении полная достоверность самых парадоксальных поворотов у Достоевского. Эта его особенность была созвучна той парадоксальности самого бытия, той достоверности немыслимого парадокса, которые так ярко представлены в трудах Эйнштейна. Достоевский, по-видимому, оказался близок Эйнштейну еще и гармонией повествования, тем, что его мир, в котором самые неожиданные повороты приобретают какое-то логическое оправдание, был «неэвклидовым». В романе «Братья Карамазовы», который Достоевский начал писать в 1879 году (в том году, когда родился Эйнштейн), Иван Карамазов говорит Алеше: «Если Бог есть и если Он действительно создал землю, то, как нам совершенно известно, создал Он ее по эвклидовой геометрии, а ум человеческий с понятием лишь о трех измерениях пространства.
Между тем находились и находятся даже и теперь геометры и философы, и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, чтобы вся вселенная или, еще обширнее — все бытие было создано лишь по эвклидовой геометрии, осмеливаются даже мечтать, что две параллельные линии, которые по Эвклиду ни за что не могут сойтись на земле, может быть, и сошлись бы где-нибудь в бесконечности»
. Как раз к таким людям и принадлежал Эйнштейн. Его теория относительности рассматривает физические процессы в четырехмерном неэвклидовом пространстве, где все параллельные линии сходятся и где физические тела подчиняются гармоничным общим законам Вселенной. Иван Карамазов также видит в «неэвклидовом бытии» некую универсальную гармонию. Он говорит: «Я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидового ума, что, наконец, в широком финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой крови».
Казалось бы, как прекрасен мир, нарисованный Иваном. Вот оно, счастье! Вот идеал! Но Иван Карамазов не приемлет этой мировой гармонии: «Пусть даже параллельные линии сойдутся, и я это сам увижу: увижу и скажу, что сошлись, а все-таки не приму». Поразительно: Достоевский будто предвидел создание теории относительности и ее неприятие не только людьми склада Ивана Карамазова, но и многими учеными и политиками, предвидел ту травлю, из-за которой Эйнштейн вынужден был навсегда покинуть Германию… Но основным было все-таки не сближение «неэвклидова мира» Достоевского с неэвклидовым миром общей теории относительности — Достоевский давал Эйнштейну не логические, а психологические импульсы. Для ученого, когда он создает «безумную» теорию, важно, чтобы привычные ассоциации и представления были расшатаны мощным психологическим воздействием, которое может стимулировать появление новых ассоциаций. Достоевский оказал такое влияние на Эйнштейна, и оно оказалось особенно сильным, может быть, потому, что творчество писателя проникнуто парадоксальной «неэвклидовой» гармонией. Видимо, именно поэтому Эйнштейн говорил: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!» Эйнштейн говорил, что ощущение высшего счастья ему дают произведения искусства. Для того, чтобы уловить это ощущение, понять величие произведения ему не нужно быть искусствоведом или литературоведом. Он признавался: «Ведь все равно все подобные исследования никогда не проникнут в ядро такого творения, как „Братья Карамазовы"». В переписке с физиком Паулем Эренфестом Эйнштейн называл «Братьев Карамазовых» «самой пронзительной книгой», которая попадала ему в руки. Однако, восхищаясь, Ницше свидетельствовал, что у Достоевского ему не близок «русский пессимизм» и даже называл писателя поборником «морали рабов», а многие выводы писателя – противоречащими его «потаенным инстинктам». Отрывки из романа «Подросток» Кафка с восторгом читал другу Максу Броду. Тот в воспоминаниях отмечал, что именно пятая глава романа во многом предопределила своеобразный стиль Кафки. «Отец психоанализа» не ограничился упоминаниями Достоевского. Он написал о нем целую работу – «Достоевский и отцеубийство». Фрейда интересовали не столько художественные достоинства романов русского классика, сколько его идеи. Как писателя Фрейд ставил Достоевского в один ряд с Шекспиром, называя «Братьев Карамазовых» величайшим романом из написанных в мире. И шедевр в шедевре – «Легенда о Великом Инквизиторе» из этого же романа, «одно из высочайших достижений мировой литературы». Но как моралист, Достоевский-мыслитель, по оценке Фрейда, сильно уступает Достоевскому-писателю. Фрейд подчеркивал, что Достоевский мог стать «Учителем и Освободителем» людей, но предпочел присоединиться «к их тюремщикам». Выдающийся японский режиссер сделал Достоевского культовым среди японцев. Его фильм «Идиот» переносит действие романа в Японию – и демонстрирует, что поднятые Достоевским проблемы актуальны для всех народов и культур. Куросава признавался, что Достоевского он любил с детства за то, что тот честно писал о жизни. Писатель привлекал режиссера особым состраданием к людям, участием, добротой. Куросава даже заявлял, что Достоевский превзошел «границы человеческого», и что есть в нем «черта божеская». Сам режиссер разделял взгляды писателя и из всех его героев особенно выделял Мышкина. Поэтому фильм «Идиот» он называл в числе своих самых любимых творений. Как говорил Куросава, делать этот фильм было нелегко – Достоевский как будто стоял у него за спиной. Режиссер, отдавший своей задумке много сил, даже заболел вскоре после окончания работы. Но он ценил фильм как попытку передать «дух» Достоевского и донести его до японских зрителей. Куросаве это удалось – ни на одну работу он не получал столько откликов. Во многом благодаря Куросаве японцы полюбили русского классика. В 1975 г. известный японский критик Кэнъити Мацумото написал, что Достоевским японцы одержимы. Сейчас в Японии – очередной «бум» Достоевского: так, в 2007 г. вышел новый перевод «Братьев Карамазовых» и немедленно стал бестселлером. Перу этого писателя принадлежат едва ли не самые противоречивые оценки Достоевского. В романе «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэй посвятил разговору о Достоевском целый эпизод. Хемингуэй, как и большинство известных зарубежных деятелей, читал романы в переводе. Так, Америке «вкус к Достоевскому» привила переводчица Констанс Гарнетт. Ходила даже шутка, что американцы любят не русскую классику, а Констанс. Герой Хемингуэя, имеющий автобиографическую основу, признавался, что даже «облагороженный» перевод не спасает стиль романов: «как может человек писать так плохо, так невероятно плохо». Но при этом идея, дух остаются – тексты невероятно сильно воздействуют на читателя. Но перечитывать Достоевского, несмотря на сильное воздействие, Хемингуэй отказался. Он описывал некое путешествие, в котором у него с собой была книга «Преступление и наказание». Но он предпочел заниматься немецким языком, читать газеты, только бы не браться за великий роман. Однако «Братья Карамазовы» все равно вошли в список самых важных для Хемингуэя книг. В жизни самого писателя была его болезненная история любви - .
будут протекать процессы.
другой плотности гравитации.
изменения в спектре веществ.
И Нобелевскую премию он по согласованности разделил с ней.
В известной до этого формуле полной энергии А. Эйнштейн придал скорости излучения частиц предельное значение и придал ей
значение скорости света. При этом не рассматривается потенциальная энергия, т.е. она приравнивается к нулю. Таким образом игнорируя гравитационное поле, он получает новую теорию.
На примере этого выдающегося физика мы видим как литературное творение помогает по–иному взглянуть на мир.
и даёт новый творческий импульс даже в науке.
Эйнштейн зачитывался Достоевским, Фрейд с ним спорил, Набоков - ненавидел. Режиссер Акира Куросава сделал японцем князя Мышкина – и японцы влюбились в книги великого писателя. Поговаривали, что портрет Достоевского висел в кабинете у Гитлера, а «главный пропагандист» Рейха Йозеф Геббельс
зачитывался романами этого русского писателя, как и у него на Родине. Сегодня Достоевский – один из самых цитируемых и один из самых переводимых русских писателей в мире.Альберт Эйнштейн о Достоевском
Великий ученый отзывался о Достоевском едва ли не восторженнее, чем многие писатели. Казалось бы, знаменитый физик должен был в числе своих кумиров в первую очередь назвать предшествовавших ему ученых. Но Эйнштейн заявил: «Достоевский дал мне много, необычайно много, больше Гаусса». Работы Гаусса помогли Эйнштейну разработать математическую основу теории относительности. Возможно, философия Достоевского натолкнула физика на идеи, которые он использовал в своих работах.
Фридрих Ницше: философ, учившийся у Достоевского
Знаменитый философ говорил, что знакомство с творчеством Достоевского «принадлежит к самым счастливым открытиям» в его жизни. Он считал Достоевского гением, созвучным его мировоззрению, «единственным психологом», у которого ему было, чему научиться.
Особенно Ницше восхищался «Записками из подполья». Он писал, что при чтении этой книги в нем «сразу же заговорил инстинкт родства». 
Франц Кафка – «кровный родственник» Достоевского
Еще один сумрачный автор, почувствовавший «родство» с Достоевским. Кафка писал любимой женщине Фелиции Бауэр, что русский писатель – один из четырех авторов в мире, с которым он чувствует «кровное родство». Правда, в письме он пытался убедить Фелицию, что не создан для семейной жизни. Ведь из четырех упомянутых им писателей (Достоевский, Клейст, Флобер, Грильпарцер) женился только Достоевский. 
Эрнест Хемингуэй: как уважать Достоевского и не любить его книги
